Золотая голова - Страница 19

Один из гостей рискнул обратиться ко мне. Он был здесь старше всех, в дорогом кафтане, вышитом золотом, кружево его воротника скалывал завидной величины бриллиант, и все это противоречило строгому выражению лица.

— Скажите, сударыня, — произнес он безупречно светским тоном, — вы, случайно, не в родстве с господином Тальви?

— Нет, — кратко ответила я.

— Странно. Мне показалось, в вас заметно некоторое сходство.

— Сходство, сударь, лишь в одежде, а не в тех, кто ее носит.

Другой гость хихикнул, прикрывшись батистовым платочком. Этот, надо сказать, был заметнее всех. С длинным бледным лицом, с волосами не менее желтыми, чем у меня, но определенно не от природы. Если бы он в своих ленточках и локонах, бантиках и розетках, с выщипанными бровями и накрашенными губами рискнул появиться у нас в Кинкаре без надлежащей охраны, его бы забросали грязью или побили. Но здесь к нему, похоже, относились серьезно. Это я учла.

Тальви давно предоставил меня себе самой. Он беседовал с хозяином, молодым черноволосым человеком, в черных же одеждах, одновременно наводящих на мысль и о духовном, и об офицерском звании, с толстой золотой цепью на груди. Вероятно, он принадлежал к какому-нибудь духовно-рыцарскому ордену. Тальви что-то тихо и спокойно рассказывал, хозяин внимательно слушал.

Следующий за ним гость, в котором я без колебаний распознала военного, апоплексического сложения, с бычьей шеей и багровым лицом, нескрываемо сверлил меня взглядом, но без того насмешливо-презрительного выражения, что было свойственно накрашенному франту в бантиках. Время от времени он с озадаченным видом косился на Тальви. Еще один гость, одетый весьма изысканно, но без причуд определенного толка, с острой бородкой и аккуратными усами, напротив, ни разу не посмотрел в нашу сторону, а вполголоса повествовал сидевшему рядом Хрофту о последних новостях имперского двора в Тримейне. Хрофт, опустив глаза, потягивал вино из хрустального бокала. Похоже, он ждал неприятностей. Из-за меня, а то как же?

Тут мое внимание привлек голос владельца дома. Он впервые повысил тон.

— Церковь? Я вряд ли соглашусь с этим. — Он бросил салфетку на стол. Я поняла, что речь шла о моих камбийских открытиях. — Зачем? У них много других возможностей. Скорее, какое-нибудь тайное общество. Может быть, Дорога Висельников…

Слышать не могу этого выражения. Поэтому я намеренно громко сказала:

— Дорога Висельников — блеф. Все, кроме Тальви, посмотрели на меня. Затем франт, тонко улыбаясь, произнес:

— Не сомневаюсь, что барышне многое известно о висельниках… на собственном опыте.

— Не стану спорить. — Я посмотрела ему в глаза. — Хотя присутствующие здесь господа Бикедар и Тальви могли бы уточнить, что я приговорена к иному виду казни, и, вероятно, уже сделали это. И. все же, — я обвела гостей взглядом, — пожалуй, я действительно способна судить о висельниках лучше, чем… прошу прощения, не знаю ваших имен…

— Я, например, зовусь Альдрик Руккеркарт, — оскалил зубы франт. Они у него были мелкие и острые. — Более известный как…

— Подожди, — перебил его хозяин, — своим прозвищем ты еще успеешь похвастаться. Пусть госпожа Скьольд расскажет то, что ей известно о Дороге Висельников.

— Охотно, рыцарь. — Я назвала его так, потому что рыцарем он, несомненно, был — если не по природе, то по званию.

— Кстати, вы родом из тех самых Скьольдов? — успел вклиниться господин с бородкой.

— Из тех самых.

Господин кивнул, а багроволицый военный неожиданно усмехнулся и налил себе вина. Хозяин ждал. Я продолжала:

— Итак, Дорога Висельников — обман, пустышка, или легенда, если вы склонны к красивым выражениям. Все более или менее смутно слышали о тайном братстве, что освобождает людей, приговоренных к смертной казни, и окольными путями переправляет их в Дальние Колонии. На самом деле эти слухи распускают подпольные работорговцы. Тот, кто желает спастись от казни и пойдет за человеком, назвавшимся проводником Дороги Висельников, и в самом деле окажется в Дальних Колониях, но в качестве раба на плантациях. И все. В последние годы в приморских городах в подобные сусальные истории уже никто не верит.

Они несколько оживились. Причем огорчен оттого, что я грубо изничтожила красивую сказочку, был только хозяин. Он ведь был здесь моложе всех, не исключая и меня. Тальви помалкивал — я допускала, что он про вышесказанное знал и раньше Остальные загомонили, бородка клинышком произнес:

— Остается подумать, как использовать это в наших интересах.

Военный ткнул его локтем в бок и указал на меня. Альдрик с неназванным прозвищем поддакнул:

— Не следует откровенничать в ее присутствии. Подал голос Тальви:

— Нортия Скьольд знает именно то, что ей положено знать. Не больше и не меньше.

Это было оскорбительное высказывание, но, если вдуматься, не только для меня. Однако господа вдуматься не пожелали и вновь завели свое.

— … Последние двести лет исконные эрдские вольности проглатывались Тримейном, словно листья латука, — одна за другой…

— Но ведь это будет бесчестно! Это недостойно самого имени дворянина!

— В такой момент все средства хороши,..

— Империя рушится…

Я не заметила, кто из них произнес последние слова (но не Тальви, конечно). Отчетливо вспомнилась «Оловянная кружка», где их с надрывом выкрикивал какой-то пьяница. Решительно, все мужские разговоры, от кабаков до дворцов, становятся неотличимы, когда речь заходит о политике Ну, и еще о бабах, но последнее извинительно.

— Рушится, значит, империя..