Золотая голова - Страница 32

Тайная палата, она же Черная камора, — помещение, где хранятся секретные документы гильдии. Само собой, на деле это не палата и не камора, а ряд комнат, соединенных между собой и не имеющих окон ни на улицу, ни на площадь, ни во двор, благо планировка и величина здания это позволяла. Во избежание лишних вопросов — каминов там не было. Так что попасть прямо в Тайную палату снаружи было невозможно. Только изнутри самой гильдии. Разумеется, в дневное время здесь было полно народу, не считая охраны, а в самой каморе находился архивариус. Ночью оставалась лишь охрана у входов-выходов, а возле двери в палату — сторож. В принципе, проникнуть в Морскую гильдию в любое время дня и ночи при наличии определенных навыков не составляло особого труда. Но — вот влезаю я с улицы в окно, вот оглушаю сторожа, отпираю или в худшем случае взламываю замок — и что? А то, что я совершенно не представляю, по какому принципу там хранятся документы. И могу копаться вплоть до второго пришествия. Но даже если я сумею найти, что мне нужно, и благополучно скрыться, в гильдии все равно узнают, что их грабанули. То же произойдет, если я не оглушу сторожа, а просто вытрясу из него необходимые сведения. Во-первых, не все поддаются на запугивание, а во-вторых, где гарантия, что он не проговорится?

Гарантия. В этом что-то было.

Я прикинула возможность прийти туда днем и как-нибудь уболтать архивариуса. Или я не Золотая Голова? Но этот вариант мне как-то не глянулся, и я оставила его про запас. И начала разрабатывать сторожей.

И тут кое-что засветило. Засветило, кажется, там, где обламывались мои вероятные предшественники.

Самой заметной фигурой среди сторожей был некий Луциан Экк, Неподкупный Луциан, старейший среди них. Он был особенно интересен мне тем, что за время безупречной службы архивариусы иногда отряжали его себе в помощники. Но — он был стар, вдов, бездетен, не пил, не играл, не посещал злачных заведений и к себе с улицы никого не водил. Короче, недоступен слабостям и искушениям. Чего вообще-то не бывает.

Не стану распространяться, где и как я добывала сведения. Свантер — не Камби несчастный, где мне приходилось за все про все трудиться самой. Здесь у меня хватало и знакомств, и приятелей, и просто должников. И докопалась я до слабости Луциана Экка. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы ее угадать. Такой слабостью безупречных людей, особливо одиноких, особливо на склоне лет, часто бывают беспутные родственники. У Луциана Экка имелся единственный племянник, сын его покойной сестры. Молодой человек уже в сравнительно нежном возрасте успел отлично себя зарекомендовать. Все пороки, коих был лишен страж Тайной палаты, совместились в нем удивительно. Он был пьяница, мот, игрок и чуть ли не с младенчества повадился шляться по бабам. Дядюшка в нем души не чаял и трясся над ним, как старая дева над любимым мопсом.

Я проследила за племянником. И пошла выстраиваться прелюбопытная цепочка. Оказывается, у молодого Авеля Ниссена (так его звали) в последний год завелась постоянная подружка — одна девица в Старой гавани. Именно к ней на квартиру преданный влюбленный тащил все, что выигрывал в карты или выклянчивал у дядюшки, если не успевал по пути пропить, разумеется. Девица же, несмотря на смазливую рожу этого недоучившегося аптекарского фамулуса, принимала его исключительно ради денег, бескорыстные же чувства ее, совокупно с телом, принадлежали другому сожителю — громиле, там же, в Старой гавани, промышлявшему. Уж он и бил ее смертным боем, и все деньги, что ей притаскивал Авель, равно как и доходы от других клиентов, отбирал, а она готова была ноги ему мыть и воду эту пить — история, короче, известная. В Старой же гавани промышляют как одиночки, так и шайки. И названному громиле случилось досадить одному вожаку, которому мне в недавнем прошлом случилось оказать услугу. Чисто деловую. Вдобавок громила работал на Бимона Беззубого, а у того вожака, в прошлом связанного с Буном Фризбю, с ним были счеты. И он согласился оказать мне ответную услугу. Конечно, не бесплатно. Но Тальви выдал мне достаточную сумму, вдобавок я и в Камби почти не потратилась, а отчета по деньгам у меня не спрашивали.

Далее события стали развиваться по плану, понятному даже ребенку. Громила исчез из Старой гавани, а девице доходчиво объяснили, что она никогда больше не увидит милого друга, ежели не сделает того, что ей велят. И чтоб без глупостей, здесь ей не городская стража, от которой всегда можно откупиться — так или иначе, — а люди серьезные. Девица схватывала быстро и без промедлений принялась обрабатывать молодого Авеля. А тот, в свою очередь, вцепился в дядюшку. Он наплел ему таких ужасов, что непоколебимая честность старого Луциана не выдержала…

Грубо сработано? Нет изящества? Признаю. Но что же — лучше было убить старика? А тут и его, и Авеля, и девицу никто даже пальцем не тронул. Ну, громилу малость помяли и подержали какой-то срок в темном подполе с крысами. Так это всем пошло на пользу — и громиле, и горожанам, и даже крысам. В свое оправдание могу добавить также, что работала я не на себя, а по заказу. А заказы меня никогда не вдохновляли.

Кстати — старику была преподнесена версия, что искомую рукопись нужно всего лишь подержать в руках на четверть часа, чтобы расшифровать какой-то семейный документ.

Чтоб не томить душу напрасным ожиданием крутого поворота событий, скажу сразу, что все прошло без сучка и задоринки. Хотя мне-то заранее это не было известно, и я достаточно запаслась оружием. Оно не понадобилось.

Я проникла в здание гильдии после полуночи (теперь темнело поздно) со стороны Соляной, через окно второго этажа. Без затей — забросила кошку и подтянулась, потом отжала ставню и открыла окно. Я уже убедилась, что охрана ночью на улице не торчит. А изнутри с первого этажа они ничего не услышат. (Кошкой, как и некоторым другим полезным инструментарием, я обзавелась уже в Свантере — в Старой гавани это труда не составляло. ) Луциан Экк ждал меня у входа в Тайную палату. Он весь трясся и, несмотря на то что в прошлом явно отличался мужественной внешностью, еще больше напомнил мне старую деву, с которой я его уже сравнивала. Старую деву, сохранившую добродетель, потому что на нее никто не догадался покуситься особенно настойчиво.