Золотая голова - Страница 64

Внезапно я зажмурилась. Но не от потустороннего сияния, озарявшего мои видения… или воспоминания. Просто я вышла из-под деревьев, а солнце пекло в полную силу. Я очутилась на небольшой поляне с высокой — выше моих колен — травой, усеянной пестрым ковром цветов — лютиков, кашки, колокольчиков. Цветов, от которых я хотела уйти. Поляну пересекала узкая тропинка, а дальше по склону выступала мощная каменная стена.

Пропетляв Бог знает сколько времени по лесу, я вернулась к замку с противоположной стороны.

Я очень устала и села прямо на траву, благо роса давно успела сойти. Обхватила голову руками. Если я сейчас признаю, что Тальви не лжет, то…

Что?

Все останется по-прежнему. Я по-прежнему Нортия Скьольд, и никто не заставляет меня вставать и прямым ходом двигать навстречу чудовищам или кто там еще обитает в неизведанных мирах. Чудовищ мы себе с успехом заменили сами.

Предположим, что во мне действительно есть кровь этих «изгнанников». Только предположим. От этого я не перестала чувствовать свою принадлежность к роду человеческому. Если Тальви не хочет быть человеком, это его дело. Я не собираюсь его оправдывать, но как бы я поступала, если бы надо мной постоянно довлело сознание, что я — последняя в своем роду?

А я и есть — последняя в роду.

Самая последняя.

Пчела опустилась на цветок кашки, медленно проползла по нему и снялась с ровным жужжанием. Сквозь распяленные пальцы, упиравшиеся в лоб, я следила за ее полетом.

Захлебнувшись яростью, я забыла привести Тальви самое главное возражение, которое свело бы на нет все его расчеты. Отчасти потому, что не привыкла говорить о таких делах с мужчинами. Правда, большинство из них, услышав об этом обстоятельстве, были бы только рады.

Услышав шаги, я убрала руки от лица. Тальви спускался по тропинке. Конечно же он не искал меня, бегая по лесу. Меня наверняка было видно со стены.

— Успокоилась? — иронически спросил он. На миг я увидела себя его глазами — растрепанную, лицо исхлестано ветками, платье в пятнах зелени. — Прекрасно. Я бы удивился, если б ты пустила слезу. А теперь вставай и пошли. Подумай, на кого ты похожа!

На кого я похожа? На картину какого-то итальянца — копию с нее я видела у Буна Фризбю. Там женщина с растрепанными волосами и в рваном платье сидит на земле перед каменной стеной. Называется «Кающаяся Магдалина» — в общем, что-то из Писания.

А Тальви и Писания, наверное, не чтит. И священника не держит в замке по той же самой причине.

Я не могла счесть себя очень религиозной, люди даже скорее признали бы меня еретичкой, но существовали вещи, которые я никогда не подвергала сомнению. И все, кого я знала, какими бы вольнодумцами и богохульниками они ни прикидывались, в глубине души верили в то, что написано в Святых Книгах. Даже если они были протестанты, евреи или магометане, их вера, если вдуматься, не так уж отличалась от моей. Даже настоящие еретики. Даже автор «Хроники… «, что бы он ни наворотил в своем сочинении, считал себя человеком и христианином. И при мысли о том, что Тальви, должно быть, отвергает все, во что я привыкла верить, мне стало холодно.

Он не протянул мне руки, чтобы помочь встать. Но и не ушел. Стоял, выжидая. И когда я поднялась на ноги, повернулся и пошел обратно по тропе.

У меня не было никакого желания возвращаться. Но я должна была сказать ему. И если он мне поверит, возможно, сам выставит из замка. Но это был бы слишком легкий выход. Вдобавок мне слишком много известно о его делах. И я так и не знаю, зачем он ездил вчера за актерами и что стало с Ансу.

Я не сразу заметила, что Тальви не собирается сворачивать к воротам. Потом вспомнила, что Малхира говорил мне о двери в стене. Через нее Тальви, стало быть, и вышел. Один. Не слишком разумный поступок для того, за кем следят шпионы и наемные убийцы.

Дверь скрывалась в тени угловой башни, и так удачно, что не всякий бы ее увидел. Она была из кованого железа, нужны были немалые силы, чтобы приоткрыть ее, а изнутри была еще одна дверь — решетчатая. Сейчас они обе были открыты, но между двумя дверями стоял Малхира — синяк под его глазом стал уже черным, а задрав голову, я увидела, что за нами наблюдает стражник на башне.

По крайней мере, тут Гейрред Тальви рассудка не лишился. И на том спасибо.

Пройдя через задний двор, мы обогнули часовню. Служит ли сегодня отец Нивен? Вряд ли. Оно и к лучшему. Мадам Рагнхильд рассказывала мне, что одна из ее девиц была крайне благочестива и каждый раз, согрешив с мужчиной, пулей летела к священнику, дабы исповедаться и получить отпущение грехов. А так как согрешала она часто, то вконец замученный священник вынужден был обратиться в «Рай земной» с жалобой.

Тальви прав хотя бы в одном — я не стану проливать слез. И к священнику не побегу.

Мы поднялись на террасу, выходившую в сад. Вчера здесь толклись гости, а сегодня никто не мельтешил перед глазами и все кругом было красиво и мирно. Даже чересчур. Идиллически. Сцена для «Примирения Кефала и Прокриды»? Возможно. Но я не успела забыть, как плохо там все кончилось.

— Есть хочешь? — спросил Тальви. Резонный вопрос. Я и впрямь сегодня не ела. Но и желания не испытывала.

— Больше пить. Воды, не вина.

Помимо воды принесли все же кое-что перекусить — свежий хлеб, сыр, первую землянику. Глотнув воды, я отломила край лепешки и, черпнув горсть ягод, отошла и села на парапет. Испачкаю платье — плевать, оно и так выпачкано зеленью.

— Ты по-прежнему будешь утверждать, что не веришь мне?

— В том, что касается твоего… хорошо, нашего происхождения, может, и верю. Это не имеет значения.